Ленинградский геофизик

Из Воспоминаний Ю.Н. Капкова
"Дядя Лёня"
(Леонид Яковлевич Нестеров)
(1903-1959)

Начиная воспоминания о нашем Учителе и замечательном человеке Леониде Яковлевиче Нестерове, я должен сказать, что все мы безнадежно упустили время, чтобы собрать о нем биографические сведения. Нет в живых его соратников, ушла из жизни его жена Мария Алексеевна, закончившая геодезическую специальность в ЛГИ в 1935, нет больше молодых (тогда!) преподавателей, которые работали с Леонидом Яковлевичем с 1944-1945 годов.

ВСЕГЕИ, выпустив в свет объемистый том «Геологи и горные инженеры России», не нашли ни одной строчки, чтобы почтить память своего директора Л.Я.Нестерова (директора с 1949 по 1956 год).

Может быть не смогли получить никакой о нем информации? Может быть…может…

А вопросов накопился целый пакет!

Откуда Л.Я. родом, в какой школе и где учился, почему выбрал физмат Казанского университета, случайно ли получилось, что на этом же физмате в Казани учились наши корифеи от геофизики А.А.Логачев и Б.А.Андреев?

Почему вся эта блестящая троица выбрала геофизические методы своей судьбой? Случайно ли наши Учителя выбрали выбрали в геофизике разные методы: Л.Я. Нестеров электроразведку, А.А.Логачев магниторазведку, Б.А.Андреев гравиразведку. Почему и как они все оказались в Ленинграде, в Горном?

Впрочем, на последний вопрос можно с большей долей вероятности дать ответ.

Дело в том, что в Ленинградском горном институте впервые в мире была открыта специальность по разведочной геофизике (официально с 1928 года). Первые лекции по отдельным методам были прочитаны еще в 1922 году. Геофизические специальности в МГРИ (Московском геологоразведочном институте) и СГИ (Свердловском горном институте) появились в 1930 году, в год открытия этих учебных заведений. Подготовка геофизиков-разведчиков в США так же началась с 1930 года.

Пионерами геофизических методов в ЛГИ были выдающиеся наши ученые: А.А.Петровский – электроразведка; П.М.Никифоров – грави- и сейсморазведка; В.И.Бауман и И.М.Бахурин – магниторазведка, Л.Я.Богоявленский – радиоактивные методы.

В те же, двадцатые годы, в Ленинграде был образован ИПГ – Институт прикладной геофизики, в котором участвовали все вышеперечисленные ученые из ЛГИ, а также деятели геолкома (будущего ВСЕГЕИ). ИПГ оставил значительный след в геологической службе страны, разработав теоретические основы всех тогдашних геофизических методов. Отдельные теоретические разработки тех лет не потеряли своей значимости и в наше время.

Думается, что Ленинграду было чем увлечь выпускников физмата Казанского университета, решивших посвятить себя разведочной геофизике.

Можно, с большой долей вероятности, предположить, что великая троица появилась в Ленинграде в конце двадцатых или в самом начале тридцатых годов.

Можно только удивляться, как они – все трое – сумели в короткие сроки постигнуть все геологические премудрости. И не только постичь, но и глубоко осознать роль геологической ситуации конкретного объекта, который исследуется геофизическим методом.

А это дало основание Л.Я. Нестерову сформулировать основные принципы подготовки горных инженеров-геофизиков, которые выразились в следующем кратком тезисе: горный инженер-геофизик это – прежне всего геолог, владеющий специальными методами поисков и разведки месторождений полезных ископаемых. Этим принципам неуклонно следовала Ленинградская школа геофизиков, они неизменно проводились в жизнь всеми нами, наследниками наших учителей. Эти принципы неизменно, в жесткой борьбе с чиновниками московской школы, закладывались в учебные планы специальности и специализаций. Косвенным доказательством правдивости сроков появления троицы в Ленинграде, может служить следующий факт. В 1938 году, в издательстве ГОНТИ, вышел в свет первый капитальный учебник… «Курс электроразведки» ( рукопись сдана в набор 20.02.1938 года) Авторы – Л.Я.Нестеров, Н.С.Бибиков, А.Ш.Усманов. Кроме этих авторов, в учебнике принимали участие – А.М.Пылаев, А.С.Семенов и В.А.Шпак. Ответственным редактором и основным автором был Л.Я.Нестеров. Инициатором создания учебника и его рецензентом был тогдашний и первый в истории ЛГИ завкафедрой геофизических методов проф. А.А.Петровский.

В предисловии к учебнику, которое написал Л.Я.Нестеров, он впервые высказал свое мнение о роли и месте геофизических методов в геологической службе, о необходимости комплексирования геофизических методов при строгом учете геологической обстановки на изучаемом объекте. Эти положения Л.Я. развивал и энергично внедрял в геологическую жизнь до конца своих дней.

Вот что писал Л.Я. в Предисловии: «Иногда может получиться и так, что применение нескольких геофизических методов в комплексе экономически невыгодно, дешевле поставить какой либо один геофизический метод и в помощь ему провести горную выработку или скважину.

Нет нужды доказывать, что в ряде случаев даже простое умелое использование уже имеющихся геологических, гидрогеологических материалов повышает однозначность решений задачи, а проведение небольших по объему добавочных горных работ, заданных в местах, определяемых по геофизическим данным, сможет привести к однозначному ответу. Задача геофизических работ состоит не в том, чтобы заменить все геологические и геологоразведочные работы, а в том, чтобы в рациональном сочетании с ними ускорить и удешевить составление геокарт, поиски и разведку полезных ископаемых и экплуатацию месторождений.

Отрыв геофизических методов от геологоразведочного процесса в целом, стремление заменить все другие способы разведки не приносило и не приносит того эффекта, который может дать. И, обратно, исключить геофизические методы из процесса, стремление обойтись «старыми, известными» методами картирования, поисков, разведки и геологического обслуживания при эксплуатации, ничего, кроме удорожания работ и замедления их темпов дать не может.»

Нужны ли комментарии? Л.Я.Нестеров, еще в тридцатые годы, дал четкую программу действий всем геофизикам и определил роль и место геофизических методов в геологоразведочном процессе.

Вернемся, однако, к воспоминаниям.

Я решил взяться за перо лишь потому, что надо, хоть как нибудь, заполнить белые пятна в биографии Л.Я. Решимость же основана на том, что моя судьба была связана с Л.Я. с 1938 года, когда я был зачислен студентом геологоразведочного факультета на геофизическую специальность и попал под опеку кафедры геофизических методов. Затем, после окончания института, работая в экспедициях ВСЕГЕИ, был «под надзором» директора ВСЕГЕИ, а с 1953, уже преподавателем, работал под руководством Л.Я.

Конечно, это только мои воспоминания, они, конечно же, не претендуют на достаточную характеристику Л.Я. Но все же – кое-что, чем глухая стена забвения.

Личное знакомство с Леонидом Яковлевичем нашего потока (и мое в том числе) состоялось, когда мы перешли на третий курс и попали под эгиду кафедры геофизических методов и начали осваивать геофизические дисциплины.

Первым специальным курсом была «Теория поля», который читал Л.Я. Затем шла «Радиотехника» - А.Ш.Усманов (до войны он себя именовал Аркадием Михайловичем, а после войны своим настоящим именем – Ахат Шатеевич); «Электроразведка постоянным током» - А.С.Семенов и «Магниторазведка» - А.А.Логачев.

После опыта общения с общеобразовательными дисциплинами на младших курсах, мы сразу же почувствовали существенную разницу в методике преподавания наших геофизических учителей и, особенно, в их подходе и проверке наших знаний.Так курс «Теория поля» имел своей задачей физико-математическое выражение гравимагнитных и электрических полей. Для этого было необходимо знание высот высшей математики. Знание, которое вложил в наши юные головы блистательный ученый и лектор, неординарный человек, завкафедрой высшей математики А.М.Журавский.

Окончательные выражения подчас представляли собой сложнейшие, а иногда, громоздкие математические сооружения. Л.Я. никогда не требовал их заучивания. Он сам, в лекциях, чтобы сэкономить время и не допустить ошибки, консультировался при написании таких выражений со своим конспектом. Он требовал другого: полного осмысливания и понимания каждого физико-математического параметра в этих формулах, физических процессов, обуславливающих образование этих полей. Такие знания могут помочь вывести эти формулы. А сами формулы можно найти в справочниках, которыми обязан пользоваться инженер. Л.Я. справедливо полагал, что студент перед экзаменом может вызубрить формулу, а потом ее быстро и забудет. В лекциях Л.Я. и А.А.Логачева обязательно рассматривались все спорные, проблемные, нерешенные вопросы для данного метода. Намечались пути их решения, те же пути, которые придется искать нам, будущим инженерам-геофизикам.

На экзаменах - главное, что хотели выяснить наши учителя, было, как мы понимаем физико-геологические основы метода, как мы умеем, можем самостоятельно мыслить, независимо от давления авторитетов. В этом было главное для них. Кому они передадут свою эстафету.

И как ныне грустно видеть насаждаемую свыше методику приема экзаменов по принципу игры «кто хочет стать миллионером». А именно: требуется при составлении экзаменационных билетов обязательно давать на каждый вопрос 3 – 4 варианта ответов, один из которых должден быть правильным. Это методика зомбирования студентов, которая отучивает их самостоятельно мыслить, и наоборот приучает студентов к формализму, и кроме ненормативной лексики ничего не заслуживает.

Разве такой метод может выявить истинные знания в геологических, геофизических, да и во всех гуманитарных науках? Только один пример. Когда подобная «метода» начинала внедряться, в ЛИТМО был организован городской семинар. На нем присутствовал наш доцент В.С.Музылев. Он решил на себе проверить рекомендации. Подошел к стенду одной из дисциплины, название которой он прочел первый раз в своей жизни. Пользуясь своей физико-математической базой и логикой, нажимал кнопки, отвечая на один из вопросов и … к своему удивлению увидел на дисплее свою оценку: «хорошо»(!!)

Так и мартышка, случайно нажимая кнопки, может получить «трояк». И эта вся абракодабра внедряется под лозунгом «объективной оценки знаний» (!?).

Однако вернемся в 1940/41 учебный год. Мы, перейдя на третий курс, потолкавшись среди старшекурсников, узнали, что Л.Я. все студенты и преподаватели, за глаза, называют по-семейному, Дядя Лёня! И, действительно, вся его фигура, грузноватая и округлая, нос слегка уточкой, костюм почти всегда со следами собачьей шерсти (его жена держала немецких овчарок) излучала добродушие и приветливость своего дядюшки. Но при этом железная логика, широкий государственный кругозор, лапидарный стиль разговора и изложения мысли.

В том 1940/41 учебном году Л.Я проанализировал опыт применения геофизических методов в стране, пришел к выводу, что методы, применяемые на рудных объектах и на структурах, перспективных на нефть и газ, существенно отличаются по аппаратере, методике, интерпретации. Следовательно, инженер-геофизик не может быть универсальным специалистом, качественно владеющим методиками и на рудные и на структурные объекты. Выход - надо вводить специализацию. Что и было сделано. Нам, студентам третьего курса, было предложено добровольно определить свою дальнейшую судьбу в разведочной геофизике. Было предложено две специализации:
1) геофизические методы поисков и разведки рудных месторождений – рудная геофизика;
2) геофизические методы поисков и разведки структур, перспективных на нефть и газ – пластовая (после войны – структурная) геофизика.

На третьем курсе при консультации преподавателей, мы уже могли сделать осознанный выбор, что было сделано. Однако, реализация этого новшества была прервана на годы Отечественной войной. Нестеров Л.Я.

Часть студентов успела уехать на производственные практики и их судьбы сложились по разному. Из оставшихся, основная масса мужчин ушла в действующую армию, девушки в комсомольский полк ПВО, в госпиталь, на производство взрывчатки во дворе института. И когда, несмотря на блокаду, осенью 1941 года институт начал занятия, студентов осталось чуть. Начались самые тяжелые и страшные месяцы осени-зимы 1941/42 г. Стало ясно, что продолжать занятия, когда нет ни тепла, ни электричества, ни воды невозможно, институт, как только установилась «Дорога жизни», начал эвакуацию, завершившуюся в марте 1942 года. Сначала был Кавказ, Майкоп, где институт чуть было не попал в лапы к фашистам. Некоторые преподаватели, не успевшие во время уехать, остались под немцами. Затем, через Каспий, Среднюю Азию институт добрался до г. Черемхово, где и остановился. Местные власти выделили институту помещения для учебы и жилья. В Черемхово, к осени постепенно начали стекаться и студенты. Мне жизнь института в этом Сибирском городе в деталях неизвестна. Знаю только, что Леонид Яковлевич быстро развернул кафедру и полностью был готов начать занятия осенью 1942 года. Вместе с Е.М.Квятковским, прибывшим в Черемхово после защиты дипломного проекта в 1943 году в Свердловском горном, Л.Я. проводил производственные работы по поискам и разведке месторождений, необходимые для фронта. Дядя Лёня не прекращал и научные исследования. За время эвакуации Леонид Яковлевич изобрел новый метод электроразведки на переменном токе. Сконструировал и изобрел для метода аппаратуру (чего это только ему стоило?!) и провел успешные испытания в производственных условиях. Эти разработки Л.Я. послужили основой для его докторской диссертации, которая была успешно защищена.

Все эти работы выполнялись при непрерывном учебном процессе. В 1944 году, после полного снятия блокады, началась реэвакуация в Ленинград.

Вернувшись в Ленинград, Л.Я. быстро подготовил кафедру к началу учебного года. Сотрудники кафедры участвовали в востановлении и ремонте помещений института. Конечно, осенью 1944 года, к учебе на кафедре приступили единицы студентов, но в 1945, после Победы, в институт хлынула мощная волна демобилизованных фронтовиков. Они, познавшие цену жизни, изголодавшиеся по учебе и жадные до знаний, послужили примером для невоевавших, как надо ответственно относиться к своему делу, которое выбрал.

Леонид Яковлевич, как мудрый ученый, обладавший широким государственным кругозором, умевший смотреть вперед и видеть перспективу развития, отчетливо понимал, что после Победы для быстрейшего поднятия страны из разрухи, для восстановления и развития экономики, понадобятся многие и самые разнообразные месторождения. Для этого понадобятся кадры. Много геологических кадров, в том числе и взамен тех, кто погиб на войне. Понадобятся геофизики, владеющие эффективными и экономичными методами поисков и разведки. Для этого необходимо увеличивать прием на геофизическую специальность, водить специализации, совершенствовать оборудование кафедр, интенсифицировать и всячески способствовать научной, творческой мысли, необходима разработка новых и усовершенствование имеющихся методов, с целью ускорения работ и повышения их, в том числе, и экономической эффективности.

Пример тому показал А.А.Логачев, разработавший и внедривший в геологоразведочные работы аэромагнитный метод, за что и был удостоен Сталинской премии первой степени.

Нестеров и Логачев объединились в единый творческий и пробивной тандем, который устроил наступление на Министерства геологии и высшего образования. Их усилия не пропали даром, а дали прекрасные для страны и геофизиков плоды.

В 1946 году А.А.Логачеву удалось создать ВИРГ – Всесоюзный институт разведочной геофизики, в котором он стал его первым директором. ВИРГ и завод «Геологоразведка» стали центром научной геофизической мысли, которая реализовалась в создание методов новой современной аппаратуры, новых методик, новых приемов интерпретации.

В Горном Л.Я. добился создания двух кафедр и двух специализаций. Первая кафедра и специализация: геофизические методы поисков и разведки рудных месторождений полезных ископаемых – «рудная геофизика». Кафедру возглавил Л.Я.Нестеров. Вторая кафедра и специализация: геофизические методы поисков и разведки структур, перспективных на нефть и газ: «структурная геофизика». Кафедрой стал заведовать Б.А.Андреев.

Когда перед страной встала острая прблема : создание ядерного щита, и особенно после Хиросимы и Нагасаки, то в трех вузах – Ленинградском горном, Свердловском горном и в Московском геологоразведочном была создана еще и третья специализация: геофизические методы поисков и разведки редких и радиоактивных элементов. Л.Я. организовал обучение по этой специализации уже для студентов приема 1949 года. Радиоактивную школу в Горном возглавил и руководил до самой своей кончины ученик Л.Я., мой однокашник, Г.Ф.Новиков.

Вернемся, однако, в 1945/46 учебный год. Демобилизовавшись в сентябре 1945 года я примчался сразу же в Горный. После формальностей в отделе кадров, пришел на кафедру к Л.Я. Было видно, что Леонид Яковлевич неподдельно рад каждому, вернувшемуся в институт живому фронтовику. Он мне, да и не только мне, помог восстановить «зачетку», сгинувшую в войну. Наш, теперь уже IV курс, приступил к занятиям в так сказать, смешанном составе: половина группы фронтовики, половина молодых, не нюхавших пороха. Правда, среди них были и взрослые, которые по разным причинам не воевали, но работали в геологической службе на благо фронта. Таким, например, был наш староста Матюхин. На этом курсе Л.Я. читал нам «Электроразведку переменным током». Полагалось нам написать курсовой проект. Задача «курсовика»: проектирование какого-либо геофизического метода на конкретном геологическом объекте. Материалы по этому объекту студенты должны были собрать на производственной практике. Но как быть с нами – фронтовиками, у которых производственной практикой была война? Руководителем моего «курсовика» был Л.Я., и он решил вопрос просто: дал мне свои материалы по геологической характеристике Ботагольского графитового месторождения, на котором он работал во время войны. «Курсовик» был написан и успешно защищен. На V курсе нас ожидал приятный сюрприз. Леонид Яковлевич к тому времени, обобщив весь богатый опыт применения геофизических методов в геологическоцй службе, создал первый в мире курс – «комплексирование геофизических методов при поисках и разведке рудных месторождений». Курс, который завершал наше геофизическое образование.

Первой и главной идеей курса, которую наш Дядя Лёня настойчиво продвигал и пропагандировал, как завкафедрой, а потом и как директор ВСЕГЕИ, была такой. Эффективные и результативные поиски и разведка месторождений возможны только посредством разумно и рационально выбранного комплекса геофизических и геохимических методов, при тщательном и глубоком изучении геологической обстановки. Знание геологической обстановки – основа методики и интерпретации наших методов. В этом и залог экономической эффективности геофизических методов.

Эти принципы, а также твердая убежденность в том, что геофизик-разведчик прежде всего является геологом, владеющим специальными методами исследований, были основополагающими в подготовке горных инженеров-геофизиков, присущей Ленинградской школе ЛГИ.

Фундаментальность геологической подготовки наших геофизиков всегда отмечалась не только такими корифеями, как П.М.Татаринов, но и всеми начальниками территориальных геологических управлений, в которых работали наши выпускники.

Вернемся к курсу Л.Я. После изложения в начале основных принципов комплексирования методов, дальнейшее построение было следующим: за основу был взят, принятый в СССР принцип классификации рудных месторождений. Строго придерживаясь этой классификации, Нестеров, последовательно опираясь на конкретные примеры, с учетом конкретной геологической и геофизической обстановки, анализировал по каждому типу месторождений возможные и наиболее эффективные комплексы геофизических методов. Основой же для такого анализа служили реально выполненные на том или ином месторождении работы, как геологические, так и геофизические.

Такой анализ не являлся директивной прописью, рецептом, который необходим именно таким образом применять на данном типе месторождения. Нет! Л.Я.Нестеров прекрасно сознавал, что любое месторождение, несмотря на существующие аналоги, есть объект уникальный, зависящий от разнообразных геологических нюансов данного региона. Поэтому в своих примерах конкретного анализа, он внушал нам главную мысль: вот только один из оптимальных вариантов комплекса на конкретном объекте. На вашем будущем объекте учитывайте конкретные геологические и геофизические свойства, решайте свою задачу, ставя предварительно опытные работы, результаты которых дадут основание для разработки и окончательного рационального комплекса методов.

И курс Дяди Лёни был не просто лекциями, нет, это была беседа Учителя, который делится своим опытом, своими сомнениями, нерешенными задачами со своими учениками, которым в будущем предстояло развивать геологическую службу страны.

Поэтому, не случайно последним экзаменом в институте был экзамен по «Комплексной геофизике» Л.Я. Леонид Яковлевич не просто, как обычно, принимал экзамен. Он, и это было видно, беседуя с каждым, старался понять: кого же он воспитал, кого же он выпускал в «поле» широкой геологической жизни, кто продолжит его дело, выстраданное всей его жизнью.

Перед последними экзаменами на V курсе произошло распределение дипломников по кураторам. Посмотрев список, я невольно задрал нос: моим куратором значился Л.Я.Нестеров! А задрал я нос вот так рассуждая: кто распределяет преподавателей на кураторство дипломников? Завкафедрой! Следовательно, Л.Я. выбрал меня сам! Следовательно я чем-то ему интересен!

Потом я все же опомнился:
- Стоп, парниша! Не выдумывай Может просто так получилось.
А получилось то так, что Л.Я. помог мне и как куратор, как Учитель и как человек развязать сложный жизненный узелок, образовавшийся во время дипломного проектирования. В значительной мере под влиянием Л.Я. я выбрал рудную специализацию и мы с женой, тоже дипломницей – гидрогеологом, устроились на преддипломную практику в геологическую экспедицию ВСЕГЕИ, которая проводила работы по поиску урановых месторождений в Туве. Естественно, что для работы в экспедиции требовался допуск к совершенно секретным работам. Наступил срок отъезда, а допуска на мое имя не было. Тогда В.И.Серпухов, бывший в 1947 году начальником экспедиции, сказал: - Езжайте! Допуск вас догонит.

Но он не догнал. Серпухов, под свою ответственность, продержал меня в экспедиции еще месяц. За это время наша партия, работавшая на Южном склоне хребта Танну-Ола, открыла на левом берегу р. Улатай железо-урановое оруденение.

Дальше Владимир Иванович держать меня не мог. Ему и так грозили большие неприятности. Начиналось печально-известное Ленинградское дело и для меня оно аукнулось из-за ареста папы. Как потом все уладилось рассказано в моей книге «Осколки памяти» и повторять здесь не буду. Но тогда, проведя на практике всего месяц, мы с женой вернулись в Ленинград. Сразу же пришел к Леониду Яковлевичу как к завкафедрой и куратору и поведал о своей печальной Одиссее. И Дядя Лёня одним махом разрубил этот сложный узелок:


- Уран отбрасываем. Проектируем детальные поиски железорудного месторождения. Советую вам детально изучить магнитные свойства руд, околорудных изменений и вмещающих пород. Измерения будете проводить на астатическом магнитомере в Кавказской лаборатории ВИРГ’а. С Александром Андреевичем договоримся (это с Логачевым, который уже был тогда директором ВИРГ’а).

Все советы и измерения я выполнил, а Дядя Лёня не утруждал меня своим руководством. В результате защита дипломного проекта получила отличную оценку, а ГЭК еще рекомендовал меня в аспирантуру.

После защиты, 1948 году, когда уладилось дело с допуском, я поступил на работу в ту же Тувинскую геологическую экспедицию ВСЕГЕИ. И здесь судьба снова свела меня с Л.Я.Нестеровым.

1949 год для Л.Я. оказался знаковым. Нестеров был назначен директором ВСЕГЕИ. Это был первый и последний случай в истории Геолкома и геологической службы страны, когда на пост директора головного геологического института был назначен геофизик, к тому же не имевший специального образования ни по геологии, ни по геофизике. Я конечно не знаю скрытых пружин назначения Л.Я. Но обстановка тогда в 1949 году была такова. В разгаре было Ленинградское дело. ВСЕГЕИ был в глубоком кризисе. Было много потерь опытных сотрудников на фронте, к этому добавились аресты и ссылки ведущих специалистов. Вероятно, Ленинградский обком КПСС получил от Мингео так называемую «объективку» на Нестерова. Можно предположить, что там он характеризуется как принципиальный коммунист с безупречной репутацией, как деятель с государственным кругозором, много сил вкладывающий в подготовку кадров, в развитие геологической службы, в обеспечение поисков месторождений полезных ископаемых, так необходимых для ликвидации послвоенной разрухи и подъема экономики государства.

Факт остается фактом: Л.Я.Нестеров стал директором ВСЕГЕИ и в короткие сроки вывел институт из кризиса и сделалего в полном и настоящем смысле передовым, головным подразделением геологической службы СССР.

Так Дядя Лёна снова стал для меня главным начальником. К тому времени общественная значимость успешной директорской работы Л.Я. была оцененна избранием Нестерова членом Ленинградского обкома КПСС и депутатом Ленгорсовета.

Это позволило Л.Я., вместе с А.А.Логачевым , который был в то время директором ВИРГа и профессором кафедры, добиться разрешения на организацию в ЛГИ геофизического факультета. Причем, с невиданным до сих пор и после, приемом в 150 человек. Распределение по специализациям было следующим:
3 группы – 75 человек – «нефтяные геофизики»: геофизические методы поисков и разведки структур, перспективных на нефть и газ;
2 группы – 50 человек – «радиоактивщики»: геофизические методы поисков и разведки редких и радиоактивных элементов;
1 группа – 25 человек – «рудные геофизики».

В последующие годы «нефтяники» были переданы в специальные ВУЗы, «радиоактивщиков» осталась одна группа и до конца существования факультета прием оставалсястабильным – 50 человек: 25 «радиоактивщиков» и 25 так называемых «общих геофизиков» (не совсем корректное название). Последние к III курсу делились на «рудников» и «структурщиков». Первым деканом ГФФ стал первый выпускник геофизической специальности ЛГУ А.Ш.Усманов (в 1930 г.), который еще до войны работал зам.декана геологоразведочного факультета.

В состав ГФФ, кроме двух специальных, выпускающих кафедр вошли так же кафедры высшей математики и физики. Последнее объяснялось тем, что в те годы у геофизиков были самые объемные курсы высшей математики и физики.

Обязательно надо отметить принцип подбора преподавателей на спецкафедры, который активно осуществлял Л.Я. Прежде всего Л.Я. делал ставку на молодых выпускников нашего института, впитавших традиции Ленинградской геофизической школы. А в конце 40х годов еще и на фронтовиков, познавших и жизнь и смерть, отличавшихся ответственностью, принципиальностью и неутомимой жаждой к мирной работе, т.е. теми качествами, которыми обладал сам Леонид Яковлевич. Фронтовиков на двух кафедрах было десять человек, А вот из «не наших» выпускников на спецкафедрах, если не считать самого Дядю Лёню и Логачева с Андреевым, был только один Г.А.Череменский, который еще до войны окончил ЛГУ. Но Георгий Александрович был фронтовиком.

Вернемся, однако, в 1949 год, к назначению Нестерова директором ВСЕГЕИ. Я, конечно, не мог знать, да и сейчас, к сожалению, не знаю, какие эффективные рычаги применил Л.Я., чтобы извлечь ВСЕГЕИ из кризиса и сделать его передовым в геологической службе страны. Я мог только наблюдать и ощущать на себе лишь некоторые его организационные приемы. Так Л.Я. свято соблюдал дни и часы приема. К нему мог прийти любой сотрудник, от уборщицы до академика. Он каждого внимательно выслушивал, стараясь из каждой встречи извлечь рациональное зерно, полезное для улучшения работы института.

Единственным условием для посетителей было: «не растекаться мыслями по древу»! Каждый посетитель должен заранее продумать свою просьбу, предложение, жалобу и т.д. и изложить ее на бумаге. Последнее вовсе не было бюрократической причудой Нестерова. Он прекрасно сознавал, во первых, что излагая на бумаге, посетитель невольно концентрирует свои мысли, а, во вторых, Л.Я. моментально вникал в суть изложенного и сразу же решал вопрос, «накладывая» резолюцию: кому, что и как надо сделать. Одновременно Л.Я. организовал строгий контроль за выполнением своих распоряжений. В таком же стиле он вел и заседания Ученого Совета ВСЕГЕИ, председателем которого он был по должности. Каждое выспуление на Совете должно быть кратким, максимально концентрированным и заканчивалось конкретными выводами и предложениями. Последние, здесь же на заседании обсуждались, и принимались обоснованные решения.

В таком же стиле Л.Я. вел и заседания кафедры. Особенно любопытной была заключительная часть заседания, когда рассматривались накопившаяся куча приказов, распоряжений и пр., пр. от Министерства и ректората. Дядя Лёня быстро их сортировал: часть тут же летела в корзину, часть предоставлялась преподавателям для ознакомления под расписку, а действительно деловые бумаги здесь же расписывались по исполнителям, с указанием сроков.

За выполнением всех распоряжений Л.Я. обязательно следила его неизменный, многолетний секретарь Наталия Капитоновна. Л.Я. прекрасно сознавал, что каждый преподаватель не может быть сотрудником Высшей школы, если он не проводит научные исследования, если он не владеет современными последними достижениями отрасли. Он также знал, что в США, основные научные исследования проводятся в университетах и институтах. Все это подвигнуло Нестерова, используя свое положение, добиться в ЛГИ при геофизическом факультете в 1950 году одной из первой в стране, Проблемной геофизической лаборатории.

Общими задачами такой лаборатории были: совершенствование действующих и создание новых геофизических и геохимических методов аппаратуры, методик, приемов интерпретации. Поначалу предполагалось, что все преподаватели спецкафедр, а в некоторых случаях и сотрудники кафенд высшей математики и физики, будут работать в Проблемной лаборатории за счет тех денег, которые выбелялись из общей зарплаты преподавателей на научные исследования.

Поэтому госбюджетное ассигнование на «Проблемку» выделялось незначительное: на оплату должности заведующего и незначительного количества техперсонала.

Однако, реальность показала, что этого совсем недостаточно и нереально для выполнения серьезных исследований. Проблемная лаборатория стала заключать хоздоговоры с производственными геологическими организациями. Поначалу это был Западный геофизический трест, а потом Северо-Западное геологическое управление. Совместные работы позволили исследовать Печенгское рудное поле, что придало импульс к появлению рудной сейсморазведки. Затем перешли к масштабному изучению глубинного строения земной коры на Кольском полуострове, а затем – к комплексному изучению геофизическими и геохимическими методами геотраверс, проходящих через Кольский полуостров, Карелию, Ленобласть, Прибалтику и уводящие в Польшу.

В связи с этим название лаборатории было изменено «Геолого-геофизическое изучение Балтийского щита» (ГГИБЩ). Результаты изучения глубинного строения позволили обосновать заложение на Кольском полуострове первой в мире сверхглубокой скважини СГЗ, которая сейчас законсервирована на глубине 12 км, а исследование ее ствола комплексом методов дали для геологической науки совершенно уникальные данные.

Проблемная лаборатория стимулировала также создание впервые в СССР студенческих геофизических партий. В этих партиях начальниками были преподаватели спецкафедр, а все должности рабочих, техников, прорабов и начальников отрядов выполняли студенты всех курсов, начиная с первого. Первая такая партия, под руководством Е.М.Квятковского работала в Забайкалье, на периферии золоторудного месторождения. В последствии, такие партии работали в Карелии и на Кольском, решая задачи ГГИБЩ.

Достоинствами таких партий были: участие студентов на всех этапах работы партии, начиная с проектирования и организации и кончая камеральным периодом. Студенты не только знакомились, но и участвовали на штатных должностях как в производственном процессе, так и под руководством преподавателей проводили научные исследования.

Все это максимально упрощало адаптацию наших выпускников в производственных организациях после окончания института. Итак, все для Л.Я. кладывалось удачно. Успешная работа во ВСЕГЕИ, осуществлены масштабные задумки по организации факультета и Проблемной, созданы крепкие, дружные и работоспособные коллективы кафедр, учебные планы утверждены согласно традициям и принципам специальности. Л.Я., как директорВСЕГЕИ съездил в Мексику на очередной Международный геологический конгресс, на котором ознакомился с мировой геологической и геофизической практикой.

Успешна и спокойна была у Дяди Лёни и бытовая сторона жизни. Он обзавелся дачей в Мартышкино. Чтобы туда добираться, он первым среди преподавателей обзавелся «Москвиченком» и самостоятельно стал его осваивать на ….

Мы с улыбкой наблюдали, как грузноватый Дядя Лёня с трудом втискивался в машину, и, как «Москвич» взбрыкивал от неопытных эволюций будущего водителя. Леонид Яковлевич восстановил добрую, еще дореволюционную институтскую традицию – собирать у себя дома на праздники весь коллектив кафедры. Таким праздником у Дяди Лёни был установлен Новый Год.

Особенно запомнилось празднование Нового года после приезда Л.Я. из Мексики. Естественно собрались все сотрудники кафедры. Овчарки были заперты в отдельную комнату. Всем ритуалом накрытия стола руководила Мария Алексеевна. Ей очень хотелось, чтобы этот вечер был похож на настоящее суаре. Она строго следила за правильным расположением кувертов, чтобы мужчины нарезали хлеб ломтями, без всяких вульгарных горбушек. В течение вечера она несколько раз меняла свои наряды и украшения, которые Дядя Лёня привез из Мексики. Сам же Леонид Яковлевич не обращал внимания на эти пустяки и был радушным, хлебосольным хозяином. С безукоризненным чувством юмора, с талантом опытного рассказчика он поведал нам о своих мексиканских впечатлениях, как от конгресса, так и жизни столицы, громадного мегаполиса г. Мехико, о тематических экскурсиях и т.д.

Его, начинающего автомобилиста, особенно впечатлило дорожное движение в столице. Мексиканские лихие «мачо»-водители мчались по улицам Мехико, наплевав на правила и на светофоры. Мне было вначале жутковато передвигаться по улицам столицы, вспоминал Дядя Лёня.

В общем, та встреча запомнилась искренностью, естественностью и дружественным согласием всего коллектива кафедры. И ничего не предвещало о грядущих неприятностях.

Но грянул 1956 год, который имел для Л.Я. роковые последствия. Почти в одно время от должности директора ВСЕГЕИ был отстранен Л.Я.Нестеров, а от должности директора ВИРГа А.А.Логачев. И это, несмотря на успешную и плодотворную работу обоих институтов. Нам, конечно, осталась неизвестна формулировка приказа Мингео – за что была проведена подобная экзекуция над двумя выдающимися деятелями геологической службы страны.

Если мы, преподаватели, восприняли демарш Министерства как несправедливую расправу и сильно переживали, то каково было им, «виновникам» этой расправы.

А то, что это была расправа чиновников, мы не сомневались. Они не прогнулись под чиновничье мнение и до конца мужественно и принципиально отстаивали свои представления о дальнейшей судьбе геологической и геофизической служб страны, которые существенно расходились с представлениями министерских бонз.

И Леонид Яковлевич и Александр Андреевич стойко и мужественно перенесли этот удар. Но, что у них творилось в душе, знали только они сами.

Александр Андреевич полностью перешел на работу в Горный, а Л.Я. еще с большей энергией занялся кафедральными делами. Напомню, что именно в 1956 была организована Проблемная лаборатория.

В 1953 году, еще будучи директором ВСЕГЕИ, Л.Я., зная меня, как облупленного, по Горному и по ВСЕГЕИ, пригласил меня на должность ассистента своей кафедры. И до сих пор я это приглашение считаю как великую честь и большую жизненную удачу, определившую мою судьбу, до выхода на пенсию.

Тогда же, в 1953 году, мне не было нужды адаптироваться к коллективу кафедры – кругом были знакомые, дружественные лица. Достаточно сказать, что у Дяди Лёни на кафедре, что является уникальным случаем, работало пять человек из одного довоенного потока геофизиков: Ю.Н.Капков, Е.М.Квятковский, Г.Ф.Новиков, Г.П.Новицкий и В.В.Хохлов.

К сожалению я подошел к печальным воспоминаниям. Моя последняя, ярко-запомнившаяся встреча с ним произошла незадолго до его кончины. Доцент нашей кафедры – электроразведчик Н.М.Онин, фронтовик, много лет работавший деканом вечернего факультета ЛГИ, отправлялся в командировку в Чехословакию. В его задачу входило помочь дружественным тогда чехам в налаживании комплекса геофизических методов для решения стоящих у них геологических задач. По традиции Николай Михайлович пригласил всех коллег на прощальный ужин. Было лето, многие уже разъехались по «полям» и на встречу пришли только двое: Л.Я. и я.

Ужин был в ресторане «Балтика», что на углу Косой линии и Большого проспекта. Я тогда в последний раз видел Леонида Яковлевича в таком ударе. Он шутил, много, с юмором рассказывал о своих университетских делах в Казани. Я до сих пор люто себя казню, что тогда, по свежим следам не записал его рассказы.

А далее, далее случилось непоправимое. Как то Леонид Яковлевич почувствовал сильные боли в области желудка. Его немедленно госпитализировали в престижную клинику и стали лечить «от желудка». А Дядя Лёня, наш Дядя Лёня вскоре скончался от тривиального инфаркта.

Видно напряженная работа во ВСЕГЕИ и на кафедре, а главное несправедливые министерские оплеухи не прошли даром…

Похоронили мы Леонида Яковлевича на Серафимовском кладбище, на котором упокоились многие сотрудники и ЛГИ и ВСЕГЕИ, в том числе и наша любимая Лека – Л.М.Горбунова и Роза Дмитриевна Ковалева – наша факультетская «мама». На могилке установили памятник: стелла из темного диабаза, на которой был высечен портрет Леонида Яковлевича и сделана соответствующая надпись.

Пока была жива Мария Алексеевна, могилка содержалась в порядке. Сейчас, когда ее не стало, боюсь, что могила Дяди Лёни в запустении.

Мне думается, и я к этому призываю, нам ученикам Учителя и замечательного человека надо взять шефство над его могилкой и содержать ее в порядке. Хоть этим отдавать дань тому, кто так много сделал для страны и для нас.

А заодно следить за могилками Леки и Розы Дмитриевны. Думаю, что возражений не будет.